С открытой душою. Литераторы Кумертау

Ежегодные публикации в «Бельских просторах» произведений авторов из литературных объединений стали подтверждением значения литературы в духовном состоянии общества, её целительного воздействия на формирование человека, его внутреннего мира. Кумертауской писательской организации уже более четверти века. Сегодня рядом с опытными любителями слова, ставшими лауреатами литературных премий, издавшими не одну книгу, вступают в большой мир литературы молодые авторы. Писательская организация помогла им в этом году выпустить молодёжный альманах «Твои крылья». Всех нас объединяет внимательность к миру, открытость к нему, ощущение своей роли в его описании. Фиксируя мгновения жизни, события, чувства и тем самым создаётся картина жизни нынешнего поколения, происходит обобщение личного опыта, вызывая к себе интерес у читателей.

Рима Арсланова, ответственный секретарь писательской организации г.Кумертау и Куюргазинского района

 

С открытой душою

Литераторы Кумертау

 

Геннадий Басов

Геннадий Никитович Басов родился 2 января 1953 года в с. Желтом Саракташского района Оренбургской области. Окончил филологический факультет СГПИ. Работал в школе, собственным корреспондентом в газетах «Советская Башкирия», «Республика Башкортостан», редактором районной газеты. Публиковался в журнале «Бельские просторы», поэтических альманахах, на поэтических сайтах, автор поэтических сборников «Отава», «Песнь колоколов», лауреат литературной премии им. Баязита Бикбая.

 

ПОЭТЫ

 

Стихоплёты глуши, захолустья,

Допиваем вечерний абсент.

Не доплыть нам в Непрядве до устья,

Не причалить в каспийский Дербент.

 

Янтари мы с тобой растеряли.

Да и золото тут не в чести.

Чернозёмы с песками мешали,

И полынь лишь сжимаем в горсти.

 

Дороги нам цветы и коренья,

Нет отгадки у тайны плода.

И тщету эту в стихотворенья

Мы безропотно прячем тогда.

 

Мы – татарник, иссушенный в поле,

Мы – сосуд схороненной мечты,

Самозванцы по собственной воли,

Недотёпы последней черты.

 

 

Осенний сонет

 

Дожили до седин и до сонетов,

И явь всех снов земля не истребит.

Не ясен путь всех сбивчивых орбит,

Где так светло, что и не надо света.

 

И ни к чему поздние признанья.

От милых глаз летим к обманным снам,

Не помним лиц, лишь верим именам,

Себя отправив в без границ скитанья.

 

Сквозь пелену возрастных туманов

Глаза, заметишь, светятся обманом,

В них нет тепла, а солнцем не согреты.

 

У них удел – исчезнуть в вечной тьме,

Когда и сам не нужен сам себе, –

В стране любви погасшие кометы.

 

 

Осенний свет

 

Слепит глаза желто-лиственный свет,

Живу в днях осенних уже много лет.

Одиночество льнёт, словно ковид,

И не важно уже, ты привит, не привит.

 

Сигаретная искра вспорхнула – и нет…

Ко многим печалям не ищешь ответ.

Утраты, потери, молчанье друзей

Не смоет поток не пришедших дождей.

 

Сядь на скамейку, смахни тленный лист.

Мир не исправить. Со всем здесь смирись.

Лишь скажешь берёзе одной на юру:

«Не гнись, не ропщи, не стой на ветру!»

 

Анна Бахтиярова

Анна Сергеевна Бахтиярова родилась в 1985 г. в Кумертау. Окончила Оренбургский университет по специальности «Религовед, историк». Публиковалась в региональных поэтических альманахах, в «Бельских просторах».

 

Ребро

 

Фонари в ровный ряд построены.

Брешет борзо дворняга старая.

А в борту корабля пробоина,

Как в груди моей сердце ранено.

 

Жар по телу и ноги ватные.

Пульс картинкой бьёт прям по темечку.

Безмятежное, безвозвратное,

Безнадёжно ушло то времечко.

 

Мысли спутаны недоверием

Под руинами мироздания.

Душа мается суеверием

И бессилия осознанием.

 

Где тушить избу, где седлать коня?

Руки тянутся причинить добро.

Прежней жизни нет, прежней нет меня...

Будет новая, взял Господь ребро.

 

Диалог

 

1

Осень золота пряжей вяжет

Горизонта узор.

Я признаться, наверно, лишь дважды

Приезжал в этот двор.

 

Здесь напротив девчонка с косичкой

Выходила гулять.

Я любил её, как сестричку.

И просил вспоминать.

 

А когда подросла девица

Лунолика, стройна.

Приезжал. При ночных зарницах

Целовал до пьяна.

 

Всё прошло, словно и не бывало...

Медь деревьям идёт.

Я приехал, лет двадцать пропало...

Из знакомых ворот

 

Вышла женщина мягкой походкой,

Детский гам во дворе.

Тот же взгляд, таинственный и кроткий,

А коса в серебре.

 

Голова покрыта платком алым.

Располнела в бедре.

Лишь при встрече улыбнулась мало…

Я стою как во сне.

 

Голова моя ль на мне? Другая?

В том ли я сентябре?

И девчонка та моя ль?.. Чужая.

Детский гам во дворе.

 

2

С возрастом мудрей и холодней

сердце к обоюдности.

Но лишь стоит повстречаться с ней –

Своей юностью:

 

Так вот и глядела бы тайком!

На красивого.

Сырь в глазах и проседи рядком.

У красивого.

 

Его скулы впалые, уста

Невесёлые.

Мысли не могу свои унять,

Кружат голову.

 

Больше не увижу. Подойти?

Да замужняя.

Разошлись навек наши пути.

Я ненужная.

 

Не узнал? Забыл? Рядом жена.

Что поделаем?

Не придут другие времена,

Где мы смелые.

 

И недолго виделись с тобой,

А нахлынуло.

На дно сердца закопаю боль,

Чтоб там сгинула.

 

 

Валентина Мукасеева

Валентина Александровна Мукасеева, член Союза литераторов России, публиковалась в альманахе «Словесность» (2019, 2020), в сборнике для детей «Детская литература-«Волшебный телефон»», в 2020 году стала государственным стипендиатом в номинации «Талантливый молодой автор России».

 

Часы

Рассказ

 

Старый я стал. 73 километра по тракту жизни проработал мой мотор. Что в жизни было? Женился, трех детей поднял. Вот сегодня старший сын меня в Кузьминовку повез. На Родину мою, в деревню, что там, рядом с могучей рекой Урал стояла в незапамятные времена. Что меня туда повело? Сам не знаю. Ночью снится мне моя Кузьминовка. Вижу я себя совсем маленьким, лет четырёх. Сижу я на огороде и играю отцовскими трофейными часами. Отец их получил подо Ржевом. Немецкий офицер отдал их в обмен на жизнь. Жизнь фашиста тогда зависела от отца, фриц проклятый умолял его не стрелять, помахивая своими золотыми часами. Отец рассказывал, что офицер был молодой, неопытный. Жалко его было убивать. Отец взял его в плен, а часы выслал домой. После войны дали мне тогда поиграть его часами. Уж очень они были красивые, золотые, с музыкой, часы украшал рельеф в виде древнего компаса. Они тикали «тик-так», «тик-так», отсчитывая минуты мирной жизни и моего детства. И вот вижу я в своем сне, что делаю тайник под яблоней, аккуратно разгребаю землю руками, заворачиваю в лопух часы, кладу в тайник и зарываю. Отец с матерью эти часы долго искали, а я никак не мог вспомнить, куда их дел. Они сильно пороли меня за то, что часы потерял. Отец, взъерошенный, тряс и спрашивал:

– Куда? Куда, сорванец такой, часы подевал?

Тогда из памяти моей вылетело, куда я мог их деть, я забыл и с детской искренностью отвечал, что не помню. А может, и специально не говорил. Сейчас уже не знаю. А тут такой сон прямо как наяву. Уж очень мне захотелось после этого сна посмотреть, нет ли отцовских часов под той яблоней. Поэтому я долго просил сына свозить меня на родину.

Сын везти не хотел. Говорил:

– Батя, ты что? Совсем на старости лет разума лишился? Нет уже давно той Кузьминовки. Опустела деревня.

Я ему про часы и сон свой ничего не рассказал. Ведь правда подумает, что я рехнулся. Вот я на лирическую тему жал:

– Отвези, сынок. Хочу с родной землей перед смертью попрощаться.

Привирал я тогда ему специально. Сам я надеюсь до ста лет прожить. Это нынешнее поколение никудышное, а нас сама война ковала своим тяжелым молотом, нас первые послевоенные годы закаляли в сталь голодом и нищетой. Пусть учится у нас молодое поколение. Есть, есть их чему поучить.

Капал я, капал на сыновние чувства, и так согласился сын отвезти меня.

Мы с сыном едем на старенькой «десятке», а иномарки по трассе снуют туда-сюда. Трасса широкая, не то что в молодости. Помню, когда я шофером был, то тут проходила узкая гравийка. Я по-старчески твержу сыну, что раньше на дорогах встретишь одну-две машины, и тишина. В те мои времена я был хозяином на дороге, а она уходила в далекие степные просторы, манила своей неизвестностью. А сын посмеивается:

– Мастодонт ты, – говорит.

– Эх, сынок, знал бы ты, как мы жили хорошо. Посмотри, сейчас вдоль дороги висят огромные баннеры, так их называют, все эти баннеры зазывают покупателей, посетителей. И народ тянется за этой роскошью. В наше время таких «зазывалок» не было, мы жили скромно, а в скромности рождалась простая истина, чтобы мир был, дети трудолюбивые выросли, здоровье не подкачало. А народ у нас современный на эти баннеры пялится и стремится только брюхо набить и развлекаться, воли у него в помине нет.

Местность вокруг изменилась с тех пор, как я бывал здесь. Деревья вдоль полей, которые сажали, когда я был молод, чтобы сход снега удерживали, окрепли, поднялись. Деревья тянутся вверх, а сам я вниз теперь расту, все ближе и ближе к земле сгибаюсь.

Вот мы свернули на ухабистую заросшую дорогу, проехали еще четыре километра.

Говорю сыну:

– Стой, вот она, моя Кузьминовка. Дальше я пешком пойду.

Сын отвечает:

– Найдешь-то дом свой?

– Найду, сынок.

Я вышел из машины и пошел по траве-мураве, вперед по заросшей дороге. Вот она, моя деревня, ничего здесь не узнать. Дома развалились, покренились, вросли в землю. На крыше дома Анастасии Нароковой выросла береза, тоненькая, с девичье-нежными листочками. А когда-то здесь бурлила настоящая колхозная жизнь, не такая, как в городе, а естественная, без примитивных потребностей. Наш дом восьмой от дороги. Стоит он, серый, разваленный. Я в дом боюсь заходить, нечего судьбу искушать, крыша еще ненароком свалится. Встал и смотрю, из прошлого встают образы моего детства. Стоит мать с торбой на плечах, собирается на посевную, а Колька, старший брат, везет очередную бочку воды с Урала. Отец выходит на крыльцо, потягивается, сейчас пойдет коров пасти. Отец сильный, грубый, всю войну прошел. Стоило ему приподнять заросшую бровь, как в доме наступала тишина. Мы все дружно собираемся по колхозным делам, нет в наших действиях разногласия и недовольства. На колхозную работу идем с песней.

И откуда только эти старческие слезы взялись, капают и капают на родную землю, роняю их, а на душе томно. Сколько лет прожито, сколько бед пройдено, пора, видно, мне на покой. Вот если часы там, под яблоней, значит, время мое пришло и в руку тот сон. Я иду по огороду, яблонька без ухода высохла, лишь несколько веток зеленеют, вокруг неё начала расти дичка. Яблонька эта, словно я, старая, сыпется с неё труха. Я сел на колени и начал разгребать землю под яблоней. Земля не поддавалась, я вытащил из кармана нож, порезал сорняк и начал ковырять землю. Полчаса я потратил на поиски, силы уже были на исходе, как нож скользнул по твердому предмету. Я рукой полез в ямку, а там часы. Они не поржавели, не потускнели, а также сверкнули от лучей солнца, когда я их достал. Вот она о тебе, батька, память. Потомкам твоим передам, чтобы гордились. Видно, пришла судьба. Пора мне, батька, к тебе. А может, вздор это еще. Помереть всегда успею.

Я положил часы в карман, вышел и окинул свой отчий дом последним взором.

– Прощай, родная Кузьминовка. Прощай, родной дом. Я иду на покой. А о нас с тобой, батька, оставлю внукам память. Пусть живут и гордятся нами.

 

 

Тимир Ниатшин

Тимирьян Абрахимович Ниатшин родился 10 июня 1946 года в д. Илькиней Куюргазинского района. Окончил Куйбышевский политехнический институт, работал в СПТУ-42 в г. Мелеузе. Член Союза писателей Башкортостана и России. Автор поэтических сборников «Прошу слова», «Вкус полыни», «Пробуждение надежды». Лауреат литературной премии имени Баязита Бикбая.

 

В час молитвы

 

Призываю в час молитвы

Нежно, робко, виновато.

Глас прощенья, а не битвы;

Знаю сам, что поздновато.

 

Между нами даль, разлука,

Образ милый – гость ночной.

Ты – богиня светлолика,

Обретенный мной покой.

 

 

Нам дано

 

Нам дано узреть подспудно

Суть явлений и вещей.

Нам известно, что подсудно

Без гаданий и речей.

 

Нам дано владеть и словом –

Сокровенно ведь оно.

Мысль речам вернуть бы снова –

Нет в речах ее давно.

 

Больно видеть, как в потемках

Ищет путь свой человек.

В интернетовских поземках

Заблудился новый век.

 

 

Памяти Пушкина

 

Потомок славный Ганнибала,

Арап ты русского замеса.

На маскарадах, в шумных залах

Проказник первый и повеса.

 

Любимец женщин и богов,

Язык ты русский обновил.

Из ржавых греческих оков

Нам чудо слова сотворил.

 

Нежданно родники забили –

Поэтам русским просто рай.

Лишь бы потомки не забыли

Дорогу в дивный этот край.

 

Ведь в день февральский тревожный

Свинец коварно путь пронзил.

Башкир ты, русский – не важно,

Поэта дух, чтоб вечно жил!

 

 

Андрей Комлев

Андрей Владимирович Комлев родился 31 июля 1980 г. в Кумертау. Окончил филологический факультет Академии ВЭГУ, работал корреспондентом газеты «Кумертауское время», автор повести «Цена жизни», коротких рассказов и стихов, лауреат республиканского конкурса «Перо окрыленной души», публиковался в журнале «Бельские просторы», в региональных поэтических альманахах, вошёл в шорт-лист литературного конкурса «Яблочный спас».

 

ДВАДЦАТЬ ДНЕЙ

Рассказ

 

Чем останутся для меня те двадцать дней, я и представить не мог. А какими они были, и не вспомню. Да и что может помнить маленький, крикливый свёрток весом в 3,7 килограмма, не осознающий, где и кто он, а главное, существует ли он вообще?! Ничего, конечно. И прошли годы, прежде чем я стал вспоминать о них, как о коротком, но бесценном и неповторимом счастье длиною в целых двадцать дней!

 

От истоков памяти…

1984 год. В тот зимний день в наш дом пришёл праздник – добрый, скромный и – особенный. Сначала от праздника веяло морозом и тайной. Затем, когда его, точно барина, раздевали, – картоном и пенопластом. А когда же он наконец, раскрытый, сверкнул, что улыбнулся, – гладким лакированным боком, широким, зеркально-мутным экраном – один маленький человечек, глядя на это диковинное чудо, прокричал на всю комнату: «Ура-а!»

Цветной телевизор «Фотон». Блестящий, тяжёлый и степенный, он горделиво, как лев, занял место на столе-тумбе в красном углу квартиры, навсегда прогнав оттуда старую капризную зебру – чёрно-белый колченогий «Изумруд». То-то замерло от восторга детское сердечко, когда право включить новый телевизор – щёлкнуть маленьким упругим рычажком, – выпало именно ему…

– Salut! – с цветного экрана поздоровался со мной незнакомый дядя на непонятном языке.

Я оробел. Нет, не от долгожданного разливисто-цветного экрана, а от низкого, глубокого и, как мне тогда показалось, наставительно строгого дядиного голоса. В ослепительно белом, ярком костюме, совсем-совсем не подходившем к его голосу, он открыто смотрел на меня и пронзал насквозь с не меньшей, чем в голосе, строгостью лица. Чужого лица.

Дядя напугал меня!

– Джо Дассен… – услышал я за спиной зачарованный мамин голос.

А это был уже тихий и родной голос. Искренний. Но… он почему-то восхищался строгим дядиным голосом. И нисколько его не боялся… Тихий, родной, он соглашался с дядиным голосом! Мамин голос… Он не соврёт.

«Он хороший», – подумал я про дядю. И насторожённо вслушивался в призывный такт музыки. Музыки, как завет, убеждающей в правоте дядиной строгости.

Но вот экран зарябил, дядя пропал, чья-то рука потянулась настраивать канал, и торжество первовключателя перебили резким: «Отойди…»

 

На тот момент Джо Дассена не было уже четыре года… Но именно в тот незабываемый зимний день в наш дом – ко мне – пришёл праздник.

– Привет!

 

…Праздник стал проникать в мою жизнь. Сначала изредка, как и положено праздникам, вкрадчиво, но всегда неожиданно, живо отдавая ярким эпизодом детства. Чаще всего он прорывался сквозь хриплый динамик радиоприёмника, приглашая пройтись по Елисейским полям или подразнить толстяка Карлсона, а то вдруг очень похоже отзывался в памяти тембром голоса окружающих. В дальнейшем он, случалось, обнаруживал себя чёрным запыленным диском на полках родственников или родителей моих друзей, а иной раз, тоже где-нибудь в гостях, спокойно и улыбчиво смотрел со стены, пестрящей вырезками из популярных журналов.

А однажды погожим летним вечером праздник вдруг красочно напомнил о себе на уличной сцене пионерского лагеря «Берёзка». Как же он тогда очаровал и душевно сблизил собою всех присутствующих фееричным танцем пары, выступающей под ту самую призывную музыку-завет, ставшей для меня враз – до кома в горле, до скрытых слёз – моей! Неотъемлемо моей… 

Наконец он окончательно поселился в душе одним зимним вечером, когда я чутко уловил гармоничную прелесть Люксембургского сада, нежно прижимая к себе хрупкие девичьи плечи…

И голос волновал меня. Голос, чья строгость год от года таяла, терялась в чём-то былом, далёком, что с расстояния лет начинало казаться наивным и простым; строгость, которая всё больше проступала неким откровением, обретала теплоту и силу и удивительно переплеталась с тем тихим и родным голосом, что когда-то развеял мой детский страх перед ней… 

 

Чем останутся для меня те двадцать дней, я и представить не мог. А какими они были, ясными или хмурыми, тёплыми или холодными, уже и не важно. Важно, что они были. И стали тем бесценным и неповторимым отрезком времени, когда мой грядущий земной путь – на краткий миг, на огромном расстоянии, – но всё-таки соприкоснулся с жизнью того, кто однажды на долгие годы благословил меня своим строгим, пламенным приветом.

– Salut!

 

 

Владимир Пивоваров

Владимир Андреевич Пивоваров родился 21 августа 1954 года в д. Лене Куюргазинского района. Окончил художественно-графический факультет Нижнетагильского пединститута. Более тридцати лет проработал директором Отрадинской средней школы. Публиковался в литературных журналах, поэтических альманахах, автор поэтического сборника «Очарование небес». Живёт в с. Новая Отрада Куюргазинского района.

 

СУДЬБЫ И ГОДЫ

 

Для встреч и разлук наши судьбы даны,

Мы сами себе в них должны быть верны,

Куда б ни вели нас дороги, пути,

С открытой душою их надо пройти.

 

Уходят родители, годы, друзья,

Ничто в этой жизни вернуть нам нельзя,

Но пишется набело каждый наш день,

И жить на земле пусть нам будет не лень.

 

Пусть утро зовёт нас за солнцем вослед,

Пусть вера хранит нас от горя и бед,

Пусть вечер усталый обнимет тебя,

Ведь жить на земле можно только любя!

 

 

Людмила Чепик

Людмила Викторовна Чепик родилась 19 ноября 1953 года в с. Смышляевка Самарской области. По образованию педагог, воспитатель. Неоднократная участница поэтических фестивалей «Родники вдохновения» в г. Белебее, соавтор шести поэтических альманахов, автор поэтических сборников «Отчий дом», «Солнечные зайчики».

 

ЛЕТНИЙ ЭТЮД

 

Сверкающий, шумный, уставший наш город,

Тебя мы оставили, ты не скучай.

В красивых камнях всё ж скрывается холод,

И нас утомил этот модный онлайн.

О, как восхитительно дивное лето!

Загар шоколадный от солнца в подарок,

Поток небылиц у костра до рассвета,

Песочный, таинственно-сказочный замок;

Дыхание трав, земляника в корзине,

И звонко нам пел до утра соловей,

В деревне мы сено тюками возили,

Пасли и поили красивых коней.

И, вспомнив названья, созвездья считали,

А месяц с луной проливали свой свет.

Плоты оседлав, их по рекам сплавляли,

Река отпускать не хотела нас, нет.

На струнах дождя мы охотно играли,

А после искали грибные просторы.

Прохладой воды все жару усмиряли

И, взяв рюкзаки, поднимались на горы.

Но лето проходит... Поля колосятся,

И дни все короче, а ночь холодней.

И снова нам в город пора возвращаться.

Ты в памяти, лето, зимою нас грей!

 

 

*  *  *

 

Листопад... Душа вздыхает,

И слезинки на глазах.

Листопад... И грусть витает,

Серость гуще в облаках.

Вновь палитра рыжих красок

Ненадолго разлилась,

В многоцветье разных масок

Осень водит тихий вальс.

И шуршит листва печально

Омертвелостью своей.

Задождило в отчаянии

От потери теплых дней.

Пролетают юность, зрелость,

Всплеск эмоций, жар любви...

Несомненно, осень – ценность,

Размышлений многих дни.

Многоликостью сюрпризов

Русской зимушки-зимы

Насладившись, ждём круизов

От весны и лета мы.

А потом вернёмся снова

В листопад, чтоб размышлять.

И душа опять готова

Вновь грустить и вновь мечтать.

 

 

Сергей Хамин

Сергей Андреевич Хамин родился 20 января 2002 года. В 2022 году окончил Кумертауский педагогический колледж, посещал литературную студию «Арион» при городской центральной библиотеке, публиковался в местной печати, в альманахе «Твои крылья». Проходит службу в рядах Российской армии.

 

ТЕЛЕФОНОМАНИЯ

 

Сидим в телефонах,

Не замечая,

Как солнце восходит,

Как снега весной тают.

Залипаем в «Твиттере» и «Фейсбуке», УКАЗАТЬ, ЧТО ЭТО ЗАПРЕЩЕННАЯ СЕТЬ

В блогах и чатах

Голова наша, руки.

А над нами, как прежде,

Плывут облака.

Там птицы и ветры,

Дожди и снега.

Всё мимо и мимо!

И даже слегка

Нас не касается Бога рука.

Лишь «Гугл» твердит,

Что он-то всё знает…

Что ответить ему?

Ведь меня удивляет

Мерцанье звезды,

В ночи лунный свет,

От звезды пролетевшей

Жду желаньям ответ.

Я не верю холодным

Вспышкам экрана,

И что он залечит

Сердечные раны.

Они в нас всегда –

От века и к веку.

А гаджеты – плод лишь

Ума человека.

 

 

Александр Козолупенко

Александр Романович Козолупенко родился 13 сентября 1951 года в с. Свобода Куюргазинского района. Окончил физико-математический факультет СГПИ, сорок лет проработал в школе, отличник образования Российской Федерации, лауреат многих профессиональных конкурсов. Автор трёх книг: «Мой уголок зовут село Свобода», «Русское хокку» (Брянск, 2014), «Алфавит жизни» (Брянск, 2022), публиковался в российской, республиканской и местной печати, о нём снято несколько фильмов.

 

Виды движения

 

Броуновское движение

 

час до работы

поезд маршрутка метро

бег инфузорий

 

Движение канатоходца

 

шаг остановка

путь от рождения до...

над бездной жизни

 

Пространственно-временной континуум

 

шаг до вершины

миг лёта пропасти дно

путь альпиниста

 

осень царской рукою кидает поэтам монеты

 

осень заплатит

за все летние долги

золота много

 

любовь смещает центр тяжести у пули

 

ЦЕЛЮ в мишень

попадаю в сердце

ЦЕлую Люблю

 

от себя не убежишь

 

от старой жизни

осталось в зеркале

отражение

 

алмазом в сердце резалась камея

 

внутри овала

ты голубя держала

то моя душа

 

люби и все

 

время мчит вперед

любовь обратный отсчет

отматывает

 

метеозависимость от твоих писем

 

мой лунный вечер

ты невесел как и я

Солнышко село

 

день завтрашний мне пишут в книгу судеб

Летопись жизни

лишь читаем по складам

пишут другие

 

Credo quia absurdum

 

были есть будем

людям надежду дал Бог

значит мне тоже

Credo quia absurdum[1] – верую, ибо другое безнадёжно

кто во что верит

Бог в то что люди есть

мы что нет Бога

[1]Credo quia absurdum est (лат.) – верую, ибо абсурдно.

Журнал "Бельские просторы"